![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
А в городе том сад, все травы да цветы...
Jun. 12th, 2007 08:10 pm... Раннее утро, невысокое яркое солнце заливает пустынные улицы города Города. Я стою в небольшом переулке, к которому все дома повернулись глухими задними стенами, справа от меня переулок ныряет в арку. Передо мной белёная стена одного из домов, при себе у меня есть ведёрко чёрной краски и беличья кисть. Раздумываю, что бы изобразить на стене... Хокку или один иероглиф? Но, как назло, не могу вспомнить ни одного стиха, и не помню, как правильно пишется знак "Смерть". Слева слышится шлёпание сандалий по мостовой и в переулке появляется монах, несущий ведро с тушью и кисть по размерам скорее подобную бревну. Его зовут отец Франциск, он поэт и мой друг. Пожелав доброго утра, он несколькими взмахами кисти закрашивает стену тушью, а краска в моём ведре становится белой. Тут же мне в голову приходят стихи, которые должны быть написаны белой краской именно на этой стене, я начинаю быстро покрывать замысловатыми буквами чёрную поверхность. Стих длинный, и пока я его записываю, к нам подходят ещё двое наших друзей, один из них музыкант, другой - литератор.
Когда я дорисовал последний знак, к выходу из переулка подъехали два армейских грузовика, водитель одного из них увидел отца Франциска и остановился, чтобы поговорить с ним, как он выразился "о некоторых непонятных ему аспектах лирики Петрарки". Солдаты в этом городе очень не любили монахов и не упускали случая поиздеваться над ними. Правда в этом случае им это не удалось, ибо отец Франциск обладал одной необъяснимой особенностью - в его присутствии ни один человек не мог замышлять ничего дурного. Монах стоял на подножке кабины, с энтузиазмом цитировал стихи и что-то растолковывал. Водитель ошеломлённо слушал его, раскрыв рот. Даже солдаты в кузове грузовика старательно прислушивались к тому, что говорил отец Франциск. Через некоторое время он попрощался с водителем и направился к нам, сияя улыбкой по поводу беседы со столь приятными людьми. Машины же поехали дальше, и вид у людей в них был весьма задумчивый и малость просветлённый. Мне подумалось, что скоро в городской библиотеке постоянных читателей станет больше - как раз на число людей помещающихся в двух грузовиках.
Наступает день и мы идём на одну из площадей Города, она недалеко от дворца правителя, вдоль одной из её сторон проходит высокая стена и в ней есть решётчатые ворота. Мы почти каждый день ходим на эту площадь, но ещё ни разу ворота не открылись. Мы уже привыкли и особо не рассчитываем попасть на другую сторону. Но сегодня ворота открыты и мы, не веря своему счастью, проходим через них. С другой стороны такая же площадь, но она вымощена не серым булыжником, а золотым стеклом. Вместо домов - зелёные заросли сада, мне кажется это тот самый сад, откуда были когда-то изгнаны люди.
Я слышу пение неизвестных птиц...
Когда я дорисовал последний знак, к выходу из переулка подъехали два армейских грузовика, водитель одного из них увидел отца Франциска и остановился, чтобы поговорить с ним, как он выразился "о некоторых непонятных ему аспектах лирики Петрарки". Солдаты в этом городе очень не любили монахов и не упускали случая поиздеваться над ними. Правда в этом случае им это не удалось, ибо отец Франциск обладал одной необъяснимой особенностью - в его присутствии ни один человек не мог замышлять ничего дурного. Монах стоял на подножке кабины, с энтузиазмом цитировал стихи и что-то растолковывал. Водитель ошеломлённо слушал его, раскрыв рот. Даже солдаты в кузове грузовика старательно прислушивались к тому, что говорил отец Франциск. Через некоторое время он попрощался с водителем и направился к нам, сияя улыбкой по поводу беседы со столь приятными людьми. Машины же поехали дальше, и вид у людей в них был весьма задумчивый и малость просветлённый. Мне подумалось, что скоро в городской библиотеке постоянных читателей станет больше - как раз на число людей помещающихся в двух грузовиках.
Наступает день и мы идём на одну из площадей Города, она недалеко от дворца правителя, вдоль одной из её сторон проходит высокая стена и в ней есть решётчатые ворота. Мы почти каждый день ходим на эту площадь, но ещё ни разу ворота не открылись. Мы уже привыкли и особо не рассчитываем попасть на другую сторону. Но сегодня ворота открыты и мы, не веря своему счастью, проходим через них. С другой стороны такая же площадь, но она вымощена не серым булыжником, а золотым стеклом. Вместо домов - зелёные заросли сада, мне кажется это тот самый сад, откуда были когда-то изгнаны люди.
Я слышу пение неизвестных птиц...
